dada [3]

Alex Ovechkin написал(а) к All в May 01 02:41:02 по местному времени:

=== Cut ===

Дада проявляется только в актах насилия
Дада -- это совсем не модерн. Дада это скорее
возвращение к буддистской религии всеобщего безразличия.
Основания Дада лежали не в искусстве, но в отвращении
Все, что человек видит, ложно
ДАДА против высоких цен на жилье
ДАДА -- общество с ограниченной ответственностью для
эксплуатации идей
У ДАДА есть 391 точек зрения и цветов в соответствии с полом
президента
Дада меняется -- утверждается -- говорит противоположностями --
неважно -- кричит -- идет рыбачить
Дада -- это хамелеон непрерывной эгоистичной смены цвета
Дада против будущего. Дада умер. Дада абсурден.
Да здравствует Дада.
Дада это не литературная школа (вой).

"Dada Manifesto" [1918] и "Лекции о Дада" [1922]

Тцара, гражданин пост-холокостного настоящего, превратил парадокс
в форму искусства. Это его и погубило -- как человек, позволившей части
своего организма взять контроль над целым, Тцара ушел в историю
преждевременным банкротом. В 1919 году, когда цюрихская глава
истории дада была закрыта, Тцара, а также Арп и Янко,
уехал в Париж и вскоре, совместно с Анри Бретоном,
основал сюрреализм. Янко в отвращении вернулся в Румынию,
сочтя, что парижане прикарманили и продают по дешевке
дада истинное и святое. В Цюрихе дада
боролся с духом эпохи, а в Париже -- боролся за переоценку
двух-трех биографий истории литературы и за повсеместное
внедрение методов фрейдизма. В Обществе Спектакля говорится "Дадаисты
подавили искусство политикой, а сюрреалисты подавили политику
искусством". Пистолетные выстрелы в толпу, которые, согласно
Бретону, олицетворяют собой абсолют сюрреалистичного
творческого метода, оказались холостыми.
В 1936 году, Тристан Тцара (1896-1963)
вступил в Коммунистическую Партию Франции.
Он умер заслуженным писателем и убежденным сталинистом.

Участники Кабаре Вольтер всегда старались задирать публику и
охотно ввязывались в драки, но, пожалуй, наиболее одиозным
и драчливым персонажем был Рихард Хьюльзенбек. Совместно с
Хьюго Баллом, Хьюльзенбек развивал теорию и практику
негростихов (умба-умба), фонетических построений в ритме
модного тогда рэгтайма, призванных разделаться раз и
навсегда с европейской традицией. Хьюльзенбек
читал стихи, аккомпанируя себе на большом тамтаме,
через каждое второе слово разговора добавлял умба-умба.
Хозяин кабаре Ян Эфриам -- моряк, проживший несколько
лет в негритянской деревушке в Африке
объяснил Хьюльзенбеку, что его творчество -- наивные
опыты европейца, которые не имеют
никакого отношения к неграм. В ответ на просьбу
продемонстрировать, что же имеет отношение, Эфриам
принес листок бумаги с набором фонем куда более
неожиданных. С этого момента, видимо, следовать
отсчитывать начало поэзии дада -- и Балл, и Хьюльзенбек
занимались своего рода звуковой магией и
стихотворным заклинанием духов. Умба-умба, впрочем,
осталась, несмотря на насмешки Эфриама.
Когда Дебор писал, что дадаисты подавили искусство
политикой, он, несомненно, имел в виду Рихарда Хьюльзенбека.
Практику парадокса -- своего рода визитную
карточку дада -- Хьюльзенбек превратил в
политическую философию, которой следовал
с фанатизмом христианского святого или
ересиарха. Об этом чуть ниже.

Параллельно с выступлениями в Кабаре (подчеркнуто авторитарными,
рассчитанными на конфронтацию, на противостояние буржуазии, --
Хьюльзенбек непрерывно стучит в барабан, плюет в публику, или
ходит по сцене, рассекая воздух нагайкой, каждое третье
слово -- умба-умба), Рихард Хьюльзенбек
ведет параллельную жизнь в цюрихском университете, обучаясь
психологии и медицине. Больше всего на свете в то время
он опасается смешения этих двух жизней.
Раздвоение личности: неутомимый боец с
буржуазией -- сам буржуа и студент
престижного факультета. "Искусство должно быть уничтожено".
"Искусство начинается с критики своего я --
сомнение стало формой жизни."
Indeed.

Владимир Ильич
Ленин живет за два дома от Нollandische Meierei. По одной из версий,
он ежедневно ходит в Кабаре Вольтер и спорит с Янко о природе
абстрактного искусства ("...art is a moral safety valve..."); по
другой, он не бывал там никогда, даже на вечере
русской песни.

Участники Кабаре Вольтер в одночасье стали знаменитыми из абсолютно никому
неизвестных мистиков, помоечников и авангардистов. Прошло две недели
после открытия, и весь образованный Цюрих ломился
в Кабаре Вольтер. Как именно это произошло, внятно никто
объяснить не может -- жесткая, контролируемая
истерия Балла и Хеннингс, агрессия Хьюльзенбека
и неуемный темперамент Тцары в синергии дали нечто
неповторимое.

К лету 1916 года, болезнь прогрессирует. Вдохновленный
слухами о секретных раненых германского фронта, до того
изуродованных усовершенствованным оружием, что увидевшие
их зачастую сходят с ума -- говорилось, что этих раненых
содержат в специальных секретных госпиталях, во избежание
жертв среди населения -- Янко изготовляет участникам кабаре
психоделические маски и костюмы.
Балл выступает в костюме мага с крыльями
вместо рук. Участники кабаре, надев маски Янко, преображаются,
каждый их жест и каждое слово исполняется нового, небывалого
смысла. В таких масках невозможно двигаться и жить как раньше.
В июле 1916 года, Балл оставляет Дада, и Хьюльзенбек уходит
вслед за ним. Возвращения, выставки с участием Маринетти, Кандинского
и Аполлинера, четыре номера глянцевого альманаха
(июль 1917 -- май 1919) -- неумный постскриптум
к истории Дада.

Ханс Арп, нередкий среди дада второго плана
либерал и последователь чистого искусства:

... В омерзении от резни Первой Мировой Войны, мы посвятили
наши усилия Изящным Искусствам. Несмотря на отголоски
отдаленных взрывов, мы пели, рисовали, клеили и писали стихи
со всем тщанием и способностью. Мы искали простого искусства,
чтобы излечить человека от безумия нашего времени и нового порядка,
чтобы восстанпвить баланс между небом и землей. Это искусство
немедленно стало предметом всеобщего неодобрения. Нас не удивляло,
что "бандиты" не смогли понять, что мы делаем. В инфантильной
мегаломании и мании величия, они требовали от искусства
служения насилию над человечностью.

Через 7 лет, в 1924, Лефевр напишет:
"дада разбил мир на части -- но и части выглядят неплохо".
Дада как псевдо-магия, инфантильный дух протеста, конец света
в банке.

Кабаре Вольтер все еще торгует сосисками и сэндвичами.
Сейчас оно называется "Teen'n'Twenty Disco".

9 апреля 1919 года: во время чтения стихов
Вальтером Сернером, публика приходит в возбуждение
и нападает на выступающего. Начинается драка.
История движения Дада в Цюрихе на этом заканчивается,
тем более, что из 6 человек, создавших дада и Кабаре,
двое (Балл и Хеннингс) к этому моменту отошли от искусства,
а трое уехали в Париж. Но первым Цюрих оставил Хьюльзенбек --
в январе 1917 года, Рихард Хьюльзенбек отправляется в Берлин.




Берлинский Дада

В январе 1917 года, Рихард Хьюльзенбек отправляется в Берлин.
В Берлине его встречает паника, коррупция, разложение:
идеальная среда для культа новой духовности. Хьюльзенбек немедленно
отрекается от полусгнившего в Цюрихе призрака, и заявляет, что
новый Дада должен быть радикален, опасен, жесток, реален -- как
сама Германия. Его возмущает вялотекущий гуманизм Арпа:
"... В омерзении от резни Первой Мировой Войны, мы посвятили
наши усилия Изящным Искусствам...", ему непонятны и неинтересны
карьерные устремления Тцары. И правда, какого рожна человеку с
дипломом психиатра делать карьеру в искусстве?
Психиатрам больше платят.

Создается Берлинский Клуб Дада: Раул Хаусманн, Вальтер Меринг,
Франц Юнг, Георг Гросц, Йоханнес Баадер, Ханна Хох, Виланд Херцфельде.
Экспрессионистские
картины и коллажи наполняются новым содежанием -- в темных углах картин,
где люди превращаются в машины или животных или наоборот --
наносится секретное слово: "дада". Был изобретен специальный танец
"дадатротт", и опубликованы фигуры танца. Дадаисты брали себе новые
имена: Маршалдада (Гросц, копировавший одежды и манеры
прусского юнкера), Прогресс-дада (Херцфельде -- коммунист),
Обердада (Баадер, считавший себя правителем мира).
Хьюльзенбек был "Майстердада".

Под чутким руководством Хьюльзенбека, дада превратился
в политическую доктрину.

Дадаизм требует...
Постепенного введения безработицы путем
повсеместной механизации труда во всех областях.
Только через посредство безработицы можно
осознать безусловность правды жизни и примириться
с опытом.

Центральный Совет требует...

Обязательное следование всех учителей и священников
дадаистскому символу веры.
Немедленное воздвижение государственногоо Центра Искусств, уничтожение
понятия собственности в новом искусстве (экспрессионизме); понятие
собственности полностью исключается сюр-индивидуальным движением
Дада, освобождающим человечество.
Введение симультанеистской поэзии
в качестве коммунистической государственной молитвы
Установление дадаистского консультационного совета
для перестройки жизни
в каждом городе с населением больше, чем 50,000 жителей.
Немедленная организация кампании
глобальной дадаистской пропаганды 150 цирками
для просвещения пролетариата.
Обязательное визирование всех законов и декретов в
Совете Дада
Немедленное урегулирование всех половых отношений
в соответствии с взглядами международного дадаизма и
Сексуального Центра Дада.

(Что такое дадаизм, и к чему он стремится в Германии
Рихард Хьюльзенбек, Рауль Хаусманн, 1918)

Тоталитарная программа берлинского Дада
воспринималась современниками (и даже, наверное, Хаусманном) как очередной
парадокс, но Хьюльзенбек был абсолютно серьезен. Позже он признавался,
что готов был продать душу Сатане, чтобы только ее осуществить.
Выступая перед смешанной берлинской
аудиторией, в которой были и нищие и
инвалиды войны, Хьюльзенбек интонирует
"Мы всегда выступали за войну, и сегодня Дада
продолжает выступать за войну. Жизнь должна
вызывать страдание" (Хьюльзенбек и Хаусманн -- в моноклях,
Гросц -- в маске из муки и пасты на лице -- карикатуры,
нелепо переваливающиеся по сцене -- одновременно
зачитывают на разных языках: глоссолалия,
снисхождение языков).

Спустя два года, в 1920-м, Хьюльзенбек
становится идеологом нового движения -- брютизма,
искусства брют. Брютизм интересовался творчеством негров,
нищих, сумасшедших, и других аутсайдеров художественного
процесса. На конвенции психиатров Вольного Города Данцига,
(через два года, в 1922, Хьюльзенбек откроет практику в
этом городе) он зачитывает лекцию о брютизме.

"Проблема души есть проблема вукланическая. Каждое движение
естественным образом вызывает шум. В то время как
числа и мелодии -- символы, отвечающие абстракциям,
шум есть непосредственный призыв к действию. Музыка
любого сорта -- гармонична, артистична, продукт ума --
а искусство брют есть сама жизнь. Брютизм нельзя
понимать как вещь в себе, как какую-нибудь книгу --
брютизм это скорее часть нашей личности, часть которая нападает
на целое -- на нас, преследует нас, разрывает нас на части.
Брют -- способ глядеть на жизнь, который призывает нас
к принятию абсолютных решений.
Та идея, которая привела Америку к рэгтаймы, привела
современную Европу к конвульсиям брютизма."

На этих словах, Хьюльзенбек встает из-за кафедры,
за которой читал лекцию, делает пару шагов гусиным шагом,
надевает бумажный пакет на голову, рисует на нем вспепую,
прорезает дырки для глаз, достает револьвер и делает
семь выстрелов в аудиторию. Те немногие -- человек 5 или 6 --
которые уже слышали эту лекцию -- апплодируют.

"Ха. Спасибо. Брютизм -- ну, вы понимаете. Брютизм это вроде
возвращения к природе. Это музыка, которую играют круги
атомов --

(в этот момент из аудитории встает специально приглашенный товарищ
Хьюльзенбека и стреляет в него холостыми патронами; тот раскусывает
во рту капсулу с красной жидкостью, эрзац-кровь течет по белой
манишке. Он падает плашмя на кафедру и из-за кафедры продолжает
читать.)

* === Cut ===

---