Alexander Hohryakov написал(а) к Alexandr Kruglikov в Nov 18 12:52:44 по местному времени:

Здpавствуй, Alexandr!

Вторник 13 Ноября 2018 11:43, ты писал(а) Vladimir Fyodorov, в сообщении по ссылке area://starper.limited?msgid=2:5053/58+5bea80c1:

VF>> Очень интересную группу и исполнительницу посоветовал мне
VF>> послушать Александр Александрович. До этого я ничего, кроме
VF>> названия, о них не знал.

AK> Рад, что понравилось!

Радуйся вдвойне, мне тоже понравилось.

Вообще-то я знал про сабж, но не знал, что это хорошо. Как Нейгауз, примерно

======
Все эти соображения не имело бы смысла сообщать, если бы не некоторые не лишенные юмора события, происшедшие летом не то 1963-го, не то 1964 года. Участвуя в них, я, сам того не ведая, быть может, не слишком эквивалентно, но отблагодарил Генриха Густавовича за ему самому неведомую роль, сыгранную в моей жизни.

В те времена, уезжая в Коктебель, я увозил с собой в машине большой магнитофон и 40-45 часов музыкальных записей: Бах, Малер, Стравинский, Брамс, Шуберт (только в исполнении Фишера-Дискау), Вагнер. Магнитофон сразу же устанавливался в доме Габричевских, и здесь по вечерам все желающие из тех, кто бывал в этом доме, могли слушать привезенные записи. По утрам за завтраком, при котором я имел честь присутствовать, происходило обсуждение будущей вечерней программы. Так было несколько лет подряд, но в том году, о котором идет речь, я впервые привез Веберна.

Как-то так случилось, что абсолютное большинство музыкантов старшего и среднего поколений не знало, да как будто и не хотело знать и понимать музыку <новых венцев>. Тут сыграли роль и определенные исторические обстоятельства, и непривычность <нововенских> звучаний, и, наконец, полное отсутствие у нас какой бы то ни было традиции исполнения такого рода музыки. Я знал, что Генрих Густавович делал попытку (в отличие от почти всех музыкантов старшего поколения) проникнуть в этот мир, но в силу скверности характера Вергилия, им для того избранного, безрезультатно - Вергилий был высокомерен и нерадив.

В первое же утро по моем приезде произошло обсуждение вечерней музыкальной программы.

Габричевский:

- Что мы сегодня слушаем?

Я перечисляю названные фамилии композиторов и сочинения, дохожу до Веберна.

- Да ну-у-у! Это замечательно, а какие сочинения?

Я:

- <Пять пьес для квартета> и Струнный квартет.

Нейгауз:

- Да, кстати, и я хотел бы это послушать. Мне пробовали кое-что объяснить, но из этого почему-то ничего не вышло.

Программа составлена, и вечером происходит концерт, в котором я играю роль магнитофонного техника, но вместе с тем все время наблюдаю за Габричевским и Нейгаузом, ибо то, как они слушали музыку, уже само по себе было особым, очень напряженным действом, а то, что потом говорилось, могло бы стать специальной школой, хотя говорилось очень скупо.

На сей раз, после выражения удовольствия по поводу Шуберта и Малера, со стороны Генриха Густавовича было сделано следующее заявление:

- Что бы ты, Саша, и вы, Коля, ни говорили, а все же ваш Веберн абсолютное г...!

Генрих Густавович презрительно сморщил нос и повторил последнее слово еще пару раз с различными интонациями. Спорить с Нейгаузом ни у кого не хватило духу, да и было бессмысленно. Посему, еще раз помянув добрым словом Б. Вальтера и Фишера-Дискау, все тихо разошлись по домам.

На следующее утро опять было обсуждение вечерней программы, причем я, памятуя вчерашнюю реакцию на Веберна, о последнем и не заикался.

Однако после утверждения в программе все того же Малера и Стравинского Генрих Густавович неожиданно сказал:

- Коля, а мне все же хотелось бы еще раз послушать вашего Веберна, хоть он и г..., я хотел бы хоть отчасти понять, почему он вам с Сашей так нравится, меня это даже как-то задевает.

Во время этих слов Габричевский ехидно посмеивался.

Сочинения Веберна вновь вводятся в программу, и вечером все повторяется вновь: восхищение Малером и Стравинским и уже откровенно агрессивное нападение на Веберна с настоятельными повторениями известного нехорошего слова в его адрес.

Наутро Генрих Густавович опять предложил вечером послушать Веберна, видимо, его очень задело это его собственное <вебернонепонимание>.

И так продолжалось целый месяц. Каждый вечер мы слушали вместе с сочинениями других композиторов или <Пять пьес для квартета>, или Струнный квартет. Так и уехал я из Коктебеля, провожаемый все тем же бранным словом в адрес Веберна.

А осенью в Москву приехал прекраснейший ансамбль под управлением Янигро, и в их программе были все те же <Пять пьес для квартета>. Нейгауз был в концерте и вдруг совершенно влюбился в эту музыку. Он ни о какой другой музыке не желал в это время разговаривать, он говорил о ней где только было возможно - ученикам и не ученикам, педагогам, в различных собраниях и научных студенческих обществах, в разных городах и в Москве, - произошло чудо.

Сейчас понятно, как оно могло случиться: в течение месяца Генрих Густавович напряженно вслушивался в эти сочинения и старался проникнуть в их логику и интуитивный ряд. Он привык к новому для него языку и перестал воспринимать его как толпу китайцев. Произошло это тогда, когда летние впечатления отлежались, как бы утвердились, и тут подоспело прекраснейшее <живое>, а не магнитофонное исполнение Янигро, и как бы даже выученного сочинения. Веберн открылся Генриху Густавовичу во всей своей кристаллической красоте и грандиозности.

Ни в коей мере не приписываю себе никаких проповеднических заслуг в этом событии. Я только предоставил магнитофон и записи да был радостно терпелив по отношению к бунтующему Нейгаузу.

Думаю, что Генрих Густавович также вновь испытал великую радость познания чего-то нового, прекрасного и до той поры непонятного в том деле, в котором он знал и умел все.
======
Н.Каретников (тот самый, который не разбирался в комсомоле). "Тема с вариациями".

Я не настолько гениален, как Нейгауз, даже вообще не гениален, но по тормознутости восприятия иногда крупнее его.


С уважением - Alexander
--- -